Все глядеть бы на смуглые главы
Херсонесского храма с крыльца…
А. Ахматова

Солнцем позолоченное детство…
Л. Алексеева

онечно, дорогой мой читатель и незримый собеседник, Вы знаете эти начальные строки ранней поэмы Анны Ахматовой «У самого моря»:

И все же напомню, что и «бухты», и «камень», и «счастье» - это всё Севастополь, где Анне Горенко довелось провести несколько сезонов в детстве, в который она возвращалась, и который один ассоциировался у нее с понятиями: её море, её юг. А море, как и всё в этом городе, - особое, удивительное по разнообразию цвета и характера прибрежья. В бухтах, непосредственно примыкавших к городу и ближайшим дачным поселкам, где и селилось семейство Горенко, под ногами хрустел песок, перемешанный с ракушками, берег уходил вдаль полого, маняще и нестрашно даже для детского сердца и в ветряную погоду. Но тут же можно было пройти «…вдоль бухты к мысу / К черным, разломанным, острым скалам, / Пеной покрытым в часы прибоя» и смотреть, как волна мотает бурые космы водорослей, этих грив на темени бугристо торчащих известняков, где обычно пустынно и так привольно петь «новую песню». А можно, оставив справа виднеющийся вдали белый сорокаметровый маяк, выйти к простирающимся на многие километры между мысами Херсонес и Фиолент отвесам западного прибрежия: то красным, то белым, идущим то ровной стеной, то образующим бухты и бухточки, где в каждой свой затерянный мир. Девочка любила эти места и мечтала: «Когда я стану Царицей, / Выстрою шесть броненосцев,/ Чтоб бухты мои охраняли / До самого Фиолента». И на всем пространстве - степь, то ровная, то холмистая, которая так «трогательна зелена» в раннюю весну или погожую осень, которая может вдруг стать «красной от маков» в начале мая и которая такая пахучая и серебристо-серая от полыни и ковыля жарким летом. Особый замкнутый мир представляли (да и сейчас, отчасти) продолжения бухт – балочки (не то широкие овраги, не то невысокие ущелья). Здесь тоже степь, но можно встретить и «оазис» с виноградником и садом, темные прохладные пещеры старых каменоломен, свежую влагу ключа. Всё это – мир Анны Горенко, тогда еще не ставшей ни Гумилевой, ни Ахматовой.

Помните ее стихотворение, написанное в Севастополе в конце 1916-го: «По неделе ни слова ни с кем не скажу / Все на камне у моря сижу…» и названные там «четыре приметы страны», ее Страны, и ее желание?

В отрочестве именно здесь к ней пришла смуглорукая Муза, с которой «вместе мы купались в теплом море…/ Слова, как звезды падали» и рождалась «песня, лучше которой нет на свете». Пройдет много лет , и в страшном для нее сороковом, одновременно с «Реквиемом» она пишет «Путем всея земли», поэму о жизни своей столь краткую, что каждое слово в ней – на вес брильянта, и в ней опять подтвердит: «И вот уже Крыма / Темнеет гряда…/ Здесь встретилась с Музой…».

А вот еще строки:

И еще:

Не правда ли: те же чувства и лишь немного моложе «героиня»? Но, однако, это стихи другого поэта, в другой стране писанные, но о том же - о Севастопольских берегах и «солнцем позолоченном детстве», счастливо там проведенном и определившим жизненную стезю... А имя этого поэта - Лидия Алексеева. Родилась она в марте 1909 года в Двинске. Однако вскоре семья переехала в Севастополь, который и стал ее малой родиной и самым дорогим на всю жизнь местом на земле. Ее отцом был Алексей Викторович Девель, представитель давно обрусевшего французского рода, морской офицер. Мать - Клавдия Владимировна, урожденная Горенко. Мне не удалось достоверно установить степень ее родства к деду Анны Ахматовой Антону Андреевичу Горенко, участнику Обороны Севастополя 1854–1855 годов, вышедшего в отставку в чине полковника, жившего в Севастополе в самом центре города на улице Екатерининской и похороненном в 1891 году на городском кладбище [1]. Анна Андреевна Ахматова не раз вспоминала жену его, свою бабушку, которая была гречанкой «с островов». Вот запись М.И.Будыко: «Греческие предки А.А., по ее мнению, были морскими разбойниками. От них она слышала, что одна из женщин, муж которой умер в море, сама довела корабль» [2]. Видимо, от бабушки-гречанки Анна Андреевна унаследовала не только величественный профиль, но и гордый нрав и особые связи с морской стихией (она прекрасно и неутомимо плавала, в то время как тогдашние барышни только окунались в купальнях). Но вот что интересно: Лидия Алексеева также ощущала в себе греческое, о нем она говорит в одном из стихов, перебирая свою родословную:

Не об одной и той же бабушке «с островов» вспоминали оба поэта?..

Лиде было одиннадцать лет, когда в роковом ноябре 1920 года семья Девель вместе с врангелевской армией и многими тысячами граждан России отплыла из Севастополя к другим берегам («отплыла пристань», по ее выражению). Но память сохранила удивительно много: сам город «белый в синеве», запах «пыли и полыни» в прибрежной степи, вплотную подходящей к синеве бухт и окраинным слободкам, окрестные горы, где весной цветут ландыши, а летом на выжженном склоне вдруг синим глазком глянет на тебя колокольчик, или игры в дедушкином саду. «Веселое слово – дома» (Ахматова) для нее всю жизнь было связано с Севастополем; об этом красноречиво говорят строки ее стихов, вышедшие пятью сборниками в 1954-1979 годах [4] (одно из них - о дедушкином садике, «Где было всё, что нужно / Простому людскому счастью», так и называется - «Дома»). И конечно же в них – море во всех его проявлениях: запахах, звуках, красках:

Удивительно верно (сужу по своим впечатлениям севастопольской девочки) передано у поэта детское восприятие мира, когда все вокруг таинственное и непознанное, подчас страшное, но неудержимо влекущее, когда и замирание сердца так пленительно. Вот известняковая глыба, постоянно морем омываемая, в ее щелях прячутся кусачие крабы, острые створки мидий, ускользающие рыбешки:

А вот простой известняковый камень, лежащий среди сухой серо-желтой травы. Простой-то простой, но под ним могут прятаться змея или сколопендры, те, которые весной «грелись на камнях» (Ахматова). И надо познать этот подкаменный мир! Оказывается, там - «личинки да корешки», да недовольные, что их потревожили, «заспавшиеся жуки», но сознание все равно не желает отказываться от «змеи»…

Одним из самых сильных давних впечатлений (и моих друзей детства тоже) – цветущая акация и пускание мыльных пузырей у открытого окна или у перил балкона. И это тоже есть у Алексеевой:

После отъезда из России Лидия Девель почти четверть века провела в славянской Европе. В Белграде окончила университет, выйдя замуж, стала Иванниковой, приобрела литературное имя. В 1945-м пришлось перебраться в Австрию, спасаясь от репрессий советских «органов», идущих по пятам наших солдат, освободителей Европы от фашизма. После четырех лет жизни в лагере для перемещенных лиц – переезд за океан. В Нью-Йорке, где она стала Алексеевой, прошло еще сорок лет жизни и работы. Здесь она, пережив своих близких, скончалась 27 октября 1989 года и похоронена на православном кладбище Новое Дивеево. Несмотря на «молодость трудную» (Ахматова), Лидия Алексеева всегда изыскивала возможность общения с природой, находя в ней что-то личное, сокровенное. Как пишет В.Крейд в составленной им антологии зарубежных русских поэтов [5], «Алексеева вошла в русскую поэзию как мастер тонкой пейзажной миниатюры, в которой в созерцательной манере выражены элегические переживания ‘вневременного характера’»:

Но горечь и боль разлуки с Родиной никогда ее не оставляла:

Остротой воспоминаний полон ее триптих «Севастополь»:

Признаюсь, я намеревалась представить его в отрывках, но не нашла строк, какие можно было бы сократить.

Встречались ли Анна Ахматова и Лидия Алексеева в жизни? На этот счет нет свидетельств, но такая встреча в Севастополе представляется вполне возможной. В очередной раз Анна Андреевна приехала в Севастополь летом 1916 года. Еще весной 1915 года у нее обострилась легочная болезнь, и врачи советовали тогда же ехать в Крым, но ряд жизненных обстоятельств не позволили сделать это. Одной из причин пребывания Анны Андреевны летом 1915 года в Петербурге была болезнь и смерть 25 августа отца – Андрея Антоновича. Приехав в Севастополь в следующем году, она должна была навестить его родных (а что какое-то родство было – очень вероятно). Вот тогда и могла увидеть Анна Андреевна семилетнюю Лидочку, может даже подарила ей книги своих стихов «Вечер» и «Четки», где были напечатаны «Рыбак» и «Возвращение» [8], а также такое севастопольское творение как поэму «У самого моря», в которых воплощено ее «самое сильное впечатление» [9] детских лет. Можно представить как научившаяся читать (и уже начинавшая слышать свою «песню») Лидочка повторяла строки «тети» Ани, которая была старше ее ровно на двадцать лет:

Или:

Во всяком случае родство душ их несомненно, как и близость некоторых черт судьбы [10]. Сравним, как оба поэта говорят о приходе к ним Музы:

Это – из “Эпических мотивов” А.Ахматовой (осень 1913). А вот строки Л.Алексеевой 1954 года:

И еще: мы знаем, как трудно в бытовом плане прошла жизнь Анны Андреевны, хотя она никогда на то не сетовала, особенно в стихах. У Алексеевой иногда прорывается горечь бесприютности: «Вся жизнь прошла как на вокзале…». Материальный достаток и в богатой Америке тоже, видимо, обошел ее стороной, хотя она много лет работала в славянском отделе Публичной библиотеки. Но даже соглашаясь со своим собеседником, что «мы нищи», что «нам чужие задворки приют» а «дороги домой не найти» [11], она сохраняет чувство гордого достоинства и оптимизма – черты, которыми, как известно, в огромной мере была наделена Анна Ахматова (не бабушка ли гречанка наградила обеих Горенко этим даром?).

Анна Андреевна, хотя и жила в своей стране, а «не под чуждым небосводом», уже с тридцатых годов лишилась возможности бывать в Севастополе. И причин тут было несколько: ее нездоровье, материальная необеспеченность, тяжелые воспоминания: (она была уверена, что там погиб во время революции ее младший брат Виктор: «На Малаховом кургане офицера расстреляли»), закрытость города – главной военно-морской базы Черноморского флота, а главное, арест сына, Льва Гумилева, и необходимость простаивать долгие часы под стенами «Крестов». Но море у берегов Севастополя, у стен древнего Херсонеса, как писала Л.Чуковская, было всегда с ней [12].

Поразительно, но даже в способе творчества проглядывает родство душ этих женщин. «Все свои стихи я записала на подоконнике или краешке чего-то», - записал со слов Анны Андреевны А.Найман [13]. А вот строки Л.Алексеевой:

Лидия Алексеевна не стала и не желала стать американкой по сути своей. Сознание, что она «не нужна» России, что ее к ней нежность «бесполезная», мучили поэта; «зовущий прибой» родных берегов стучал в ее сердце. Ее старшая великая «сестра», особенно остро осознала эту гнетущую тяжесть, сопровождающую жизнь не по своей воле заброшенного на чужбину соотечественника, когда была во время войны вывезена в Ташкент (где, впрочем, было много друзей и где к ней относились с вниманием) и откликнулась на это сочувствующими строками:

Детство для обоих поэтов всегда оставалось родником, водами которого они омывали душу свою, чтобы сохранить ее чистоту, чтобы помнить, как писала Л.Алекссева, что «Жизнь не только боль, не только ложь и стыд, / Она и этот день благословенный синий» (а вы помните свои «рыжики во мху и капли в паутине»?). Судьбе было угодно, чтобы для Л.Алексеевой черноморские бухты в окрестностях Севастополя всю жизнь, как и для А.Ахматовой, оставались «главным местом на земле» [15]. Зная, что никогда не вернется, она жила с надеждой, что ее «в бутылке запечатанное слово… у берега родного… пристанет, и ее найдут» [16]. Что ж, пусть еще робко, в малом числе экземпляров, ее книжечки-«бутылки» добрались до родных берегов, и мы, на исходе прошлого века узнали, что род Горенко дал миру не одного поэта [17]. А если так, - ее заветное желание исполнилось, она вернулась и еще раз доказала: нет ничего невозможного, надо только сильно желать, ждать и не терять Надежды.

ПРИМЕЧАНИЯ

  [1] «Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой», ч. 1, 1889-1917, М.,1996, С.13.

  [2] В записных книжках Анны Андреевны есть такие строки: «Папина двоюродная сестра привела парусное судно, потеряв в море мужа – владельца корабля… Она была гречанка и водила меня в греческую церковь в Севастополе (на Слободке)». Греческая слободка находилась в районе современного рынка. См. «Записные книжки Анны Ахматовой. 1958-1966», Москва-Torino, 1996, С.298.

  [3] Стихотворение «Кто из предков во мне проявляется больше?..», из которого взяты эти две строки, имеет такое заключение:

  [4] «Лесное солнце (1954), «В пути» (1959, второе издание 1962), «Прозрачный след» (1964), «Время разлук», (1971), «Стихи. Избранное» (1979).

  [5] «Вернуться в Россию – стихами», антология. Сост. В.Крейд. М., 1995.

  [6] Именно так называли севастопольцы кусок разрезанного вдоль сочного арбуза!

  [7] Судя по стихам, Лида Девель уже лет десяти бесстрашно плавала и ныряла в морских волнах. Это качество также роднит её с Анной Горенко (Ахматовой). Может, это – наследство бабушки «с островов»?

  [8] Так в первой публикации (журнал «Гиперборей», 1913, №5) называлось стихотворение «Вижу выцветший флаг над таможней…».

  [9] Поэма А.Ахматовой «У самого моря» была впервые напечатана в 1914 году.

[10] Впервые на родство душ двух поэтов, не зная, судя по всему, об их возможном родстве, указал на страницах «Крымского альбома 1996» (Феодосия-Москва: Издательский дом «Коктебель», 1996) Михаил Лезинский в работе «Прощальные гудки над Графской пристанью».

[11] Строки из стихотворения «Говоришь, что на нашем пути…» («В пути»).

[12] Л.К.Чуковская «Записки об Анне Ахматовой» в 3 томах. М.: «Согласие», 1997.

[13] А.Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. // «Новый мир», 1989, №3, С.101. (отд. изд. — М.: «Вагриус», 1999).

[14] Стихотворение из книги «В пути», 1959.

[15] Н.Глен. «Вокруг старых записей». В кн. «Воспоминания об Анне Ахматовой», М.: СП, 1991, С.628. См. также «Летопись…», С.15.

[16] «Стихи. Избранное», 1979.

[17] В 1999 году, я с помощью сына издала за свой счет подборку севастопольских стихов Лидии Алексеевой «Солнцем позолоченное детство», (серия «Крым в зеркале российской словесности», выпуск 1, СПб., 1999). Разослала землякам своим, ныне известным в стране людям. Доктор медицинских наук, лауреат Государственной премии, автор многочисленных научных трудов, большой знаток живописи и поэзии, Л.Б.Лихтерман написал мне, что отныне Алексеева, наряду с Ахматовой, – его любимый поэт, а Н.Н.Трофимов, народный артист СССР, вскоре по получении книжки позвонил и сказал, что был очень взволнован: «Всё вспомнилось, даже запахи…».